Румынский живописец Адриан Гени (Adrian Ghenie) 1977 года рождения; в свои сорок с небольшим он успел поучаствовать в Венецианской биеннале, завоевать арт-рынок и стать любимцем аукционных домов. Его работы хранятся в Tate, Метрополитен-музее, MoMA и Центре Помпиду, а сейчас выставка Гени до весны открыта в Эрмитаже, в Большом Белом зале Главного штаба. О судьбе художника и о том, на что обратить внимание на выставке, рассказывает Александра Цибуля.
Детство Гени выпало на годы режима Николае Чаушеску. Культ личности и диктатура породили титулы, звучащие сегодня комично: «Отец Родины», «Гений Карпат», «Полноводный Дунай разума»; жену Николае Елену называли «Матерью нации». В 1989 году, ровно тридцать лет назад, Николае и Елена были расстреляны на военной базе, власть перешла к «Фронту национального спасения» во главе с Ионом Илиеску, военный переворот сопровождался массовой гибелью людей. Сейчас эти события оцениваются неоднозначно; в 2000-е против Илиеску было начало судебное расследование, которое продолжается до сих пор, материалы дела составляют около трех тысяч томов.
Искусствоведы и музейщики часто упоминают Чаушеску в экспликациях, устанавливая прямую связь между историческим контекстом, в котором сформировалась личность художника, и его обращением к теме истории, власти и насилия. Когда произошла революция 1989 года, Гени был еще ребенком; он признается, что гораздо больше на него повлияли падение Берлинской стены и его последствия, чем свержение Чаушеску. Адриан Гени говорит: «Я не исторический живописец, но я загипнотизирован тем, что происходило в XX веке и продолжает существовать в какой-то форме и сегодня <…> XX век был веком унижения, и я пытаюсь осмыслить это с помощью живописи» [1]. Героями Адриана Гени становились Ева Браун и Герман Геринг, Гитлер и Сталин, Дарвин, Дюшан и Ван Гог.
Адриан Гени. Без названия. 2012
На эрмитажной выставке, кстати, тоже можно найти одного Гитлера («Без названия»,2012 г.). Мы мгновенно узнаем его по характерным усам, тем не менее это явно не портрет, а нечто, имеющее отношение к исторической памяти. Часть черепа не прописана или смыта и провалилась внутрь, но глаз даже не сразу фиксирует этот прием, увлеченный капризным подбородком, вываливающимся на первый план. Этой работой, кстати, выставка заканчивается; странным образом в этой части Белого зала современного искусства пол очень кривой и резко идет вниз.
Адриан Гени. Недремлющее око. 2016–2019
Прямо напротив помещен небольшой портрет Ван Гога. С «недремлющим оком» (так называется картина), пронзительно вглядывающийся, он кажется обвиняющим, немертвым (undead) свидетелем. Как известно, в 30-е годы в нацистской Германии работы Ван Гога были объявлены дегенеративными наряду с картинами Марка Шагала и Эмиля Нольде (последний, кстати, был вынужден зарывать свои акварели в саду, чтобы их не нашли во время обысков). Гени не раз обращался к образу Ван Гога, заново пересобирая и конструируя лицо художника, а также к его мотивам. «Подсолнухи в 1937-м» (2014) — одна из самых дорогих картин Гени, она была продана за 3,1 млн фунтов.
С Ван Гогом Гени связывает и личная история: в детстве он наткнулся на статью в румынском журнале под названием «Трагическая жизнь Винсента Ван Гога». В ней были только черно-белые иллюстрации: знаменитые «Подсолнухи» и автопортрет мастера. Несколько месяцев шестилетний мальчик держал обложку этого журнала с изображением подсолнухов у себя под подушкой. Гени впервые оказался в парижском музее Орсе в 1998 году, и встреча с портретом Ван Гога оказала на него такое сильное воздействие, что он испытал приступ тошноты.
Адриан Гени. The Alpine Retreat. 2016
Чтобы понять принцип работы Гени, можно обратиться к его картине «The Alpine Retreat» 2016 года (на выставке ее искать не стоит, это коллекция Метрополитен-музея). На первый взгляд может показаться, что это практически пасторальная сцена: горный пейзаж, фигура женщины на кушетке, шотландский терьер. Но Баварские Альпы совсем не кажутся умиротворяющими, с них как будто снята кожа. Это Бергхоф, резиденция фюрера, и его возлюбленная Ева Браун. Спутница Гитлера изображена буквально в качестве монстра, с искривленной фигурой и искаженным лицом, жуть которого состоит в его неясности и нечитаемости (для Гени «лицо — это пейзаж»). В античной этике существует такой термин, как калокагатия: греки верили, что нравственный человек должен обладать прекрасной наружностью и совершенным телом (то же соответствие внешнего и внутреннего свойственно и недобродетельным). Гени почти вписывается в эту систему. Наличие гор на дальнем плане заставляет русскоязычного зрителя вспомнить о стихотворении Хлебникова «Чудовище — жилец вершин», тем более что в нем описывается как раз «досуг», праздное время монстра.
Работники Освенцима на отдыхе
Недавно мне попалась фотография, запечатлевшая работников лагеря смерти в свободное время. Это улыбчивые молодые люди, мужчины и женщины; они позируют, играют на гармошке, танцуют. Обычные люди, без рогов, без признаков маниакальности или морального уродства, не «чистое зло». И эта фотография бьет по голове гораздо больше, чем «Альпийское убежище» Гени с его условным контрастом прекрасной природы и присутствующих имплицитно ужасов нацистского режима.
Напомним, что в прошлом году Эрмитаж приобрел в постоянную коллекцию «Аврору» Ансельма Кифера — работу, максимально отражающую тему исторической памяти и напоминающую о петроградском genius loci. Многослойный, включающий в себя ссылки на различные эпохи и художников (от Ганса Гольбейна до Дэвида Линча), интеллектуальный проект Адриана Гени, конечно, вписывается в выставочную политику Эрмитажа последнего времени и отвечает амбициям энциклопедического музея. В анонсе выставки подчеркивалась «восприимчивость Гени к искусству прошлого». Например, в палаццо Чини (Венеция) только что завершила свою работу экспозиция «Битва Масленицы и торжества» («The Battle between Carnival and Feast»), название которой рифмуется с работой нидерландца Питера Брейгеля Старшего «Битва Масленицы и поста». Создатели проекта пишут, что слово Carnival, вынесенное в заголовок, отсылает и к карнавальному началу и венецианским празднествам. Слово же Feast напоминает о beast — звере, а образ человекоподобного существа неясной природы — один из ключевых у Гени.
Ян Вильденс. Охотник с собаками на фоне пейзажа. 1625
В связи с нынешней выставкой музей многократно повторяет историю про альбом голландской живописи издательства «Искусство» (1984), подаренный Гени в детстве. Паулюс Поттер и Ян Вильденс, к которым обращается художник, распались на аморфные сгустки плоти, собаки превратились в бескостных зловещих существ, да и сам охотник, скорее, напоминает всадника Апокалипсиса в катастрофическом мире. Показательно, что Гени обращается не к шедеврам первого плана, а к чуть менее известным картинам. Так, работа Яна Вильденса «Охотник с собаками на фоне пейзажа» не входит в ряд эрмитажных must see. По словам Гени, такие «картины-дженерики удивительно питательны», он говорит: «Шедевры меня изматывают».
Мальчиком Гени копировал и эрмитажное «Болото» Якоба ван Рёйсдала (тогда по причине отсутствия белой краски он использовал зубную пасту). На встрече в Главном штабе Гени рассказывал, что теперь «что-то коричневое, как это дерево» всегда появляется в его картинах (возможно, дело здесь еще и в немного искаженной цветопередаче каталога издательства «Искусство»). Коричневый для Гени — что-то вроде подписи, помещения в работу своего имени.
Якоб ван Рёйсдал. Болото. 1660-е
Здесь хотелось бы вспомнить, что в диалоге с коллекцией музея несколько лет назад в штабе был показан экспрессионист Фрэнсис Бэкон, с которым Гени часто сравнивают; тогда это был один из первых опытов применения подобного кураторского решения в эрмитажном пространстве (позже в залы фламандского искусства были интегрированы произведения Яна Фабра). Гени, кажется, совсем не против своего влипания в контекст мирового искусства; замечания о Бэконе он парирует следующим образом: «Несмотря на распространенное мнение, Бэкон никогда не был для меня непосредственным источником вдохновения… В данный момент в своей работе я делаю то, что делал всегда, — я краду у всех».
Адриан Гени. Без названия (по мотивам Руссо). 2019© Адриан Гени. Галерея Тадеуса Ропака. Париж—Лондон—Зальцбург
Получается, что, по мнению институции, российской аудитории все еще нужна номинальная «тоска по мировой культуре», чтобы признать нечто новое достойным внимания. Но и это не помогает: большинство комментариев в эрмитажных соцсетях касательно Гени по-прежнему транслируется откуда-то из начала XIX века (несмотря на то, что речь идет о таком консервативном медиуме, как живопись): «Полная деградация искусства и убогость мысли!», «Это картины своих пациентов прислала психиатрическая больница», «Что это за мазня?». Профессиональное сообщество эта история про каталог (еще и помещенный в специальную витрину в центре зала), скорее, раздражает, и действительно: на выставке мы с успехом находим тучу реминисценций — сцену терзания в работе «Без названия (по мотивам Руссо)» или персонажа в противогазе, явившегося из военной графики Генри Мура, в ней же, — но прибавляет ли это что-то к нашему понимаю Адриана Гени?
Найти источник цитаты — большое искушение для искусствоведа и, в общем-то, каждого, обладающего большой насмотренностью. Сам Гени признается в своей болезненной и мучающей его зависимости от истории мирового искусства в работе «Поддельный Ротко» (2010): в кресле возле полотна сидит сам художник, его рвет. Принимая все это во внимание, я вижу задачу зрителя и в том, чтобы увидеть за всем этим ворохом ссылок и историй из детства Гени его работы, насколько это возможно, «заживо».
[1] Art Review, декабрь 2010 г. Цит. отсюда.
Подписывайтесь на наши обновления
Еженедельная рассылка COLTA.RU о самом интересном за 7 дней
Лента наших текущих обновлений в Яндекс.Дзен
RSS-поток новостей COLTA.RU
Источник:
